— Что, Ларри, богатства захотел? — рычал по-нурмански хромой ладожанин своему недавнему соседу по веслу. — Сейчас ты вспомнишь и того ладожанина, которого убил сын Хродгайра в день своего десятилетия, и вепсских женщин и детей на Сяських порогах, и нашу вам дармовую службу, за всё мне ответишь… — Шульга бился неистово, и даже удивительная быстрота говорливого Ларри не могла ему сегодня помочь. Когда викинг рухнул наземь, корчась от боли в предсмертных судорогах, яростный кривич рванулся к следующему «сотоварищу», которым оказался Герлайф. Он не раз скрещивал клинок в учебном поединке с Шульгой, но никогда прежде не видел его в состоянии яри и представить не мог, что хромой способен на такую быстроту и силу неотразимых ударов. — Вот тебе за Приладожье, за родичей, за Сясь, за… — продолжал наступать на оторопевшего викинга разъярённый кривич, вымещая всё, что накопилось за три года службы у нурман. К следующему супротивнику Шульга подскочил одновременно с шустрым Бобрецом, они с двух сторон подступили к крупному викингу и остановились на миг в замешательстве. Пред ними был… Валуй.
— Ты? — только и смог вымолвить Шульга, всё ещё держа меч занесённым для удара. Бой утихал, рассыпавшись на последние мелкие схватки.
— Я викинг, — срываясь на крик, ответил бывший приладожец и ринулся на Шульгу, взмахнув своим боевым топором, но взмах этот был не столь стремителен, как всегда. «Хочет, чтобы я его убил», — мелькнула догадка в голове у кривича. Он не стал упреждать удар, а лишь прикрылся щитом и отпрянул назад. Зато Бобрец использовал удар Валуя и всем телом рухнул на него, придавив к земле. Валуй упал, а Шульга, став ногой на кисть десницы поверженного, тут же вырвал из неё топор.
— Что ж ты, Валуй, землю-то свою грабить пришёл? — спросил Бобрец, глядя на лежащего земляка.
— Моя семья и дом теперь там, — мрачно молвил Валуй, не поднимая очей, — убейте меня, и дело с концом.
— Да нет, Валуй, пусть тебя приладожцы судят, им в очи поглядишь.
— Всё из-за Соломы, он нас на драккар сосватал, — ответил поверженный, поднимая тяжёлый взгляд, — сам-то погиб, а мы…
— И ты мог пойти вместе с нами, да не захотел. А Ольг-то как раз и привёз нас домой…
— Он же того, в рубке на «Медведе»… — начал Валуй и осёкся.
— Сохранили его боги кельтские и словенские, теперь он наш воевода, да вон он сюда идёт… — Шульга не успел договорить, молнией взметнулся нож в руке Валуя, и он, подняв кольчугу, ударил себя в живот. Когда подошёл воевода, Валуй был ещё жив, но уже ничего говорить не мог или не хотел.
Помрачнел кельт: ещё один шрам тяжкой виной за смерть бывшего сотоварища лёг на его душу.
В живых не оставили никого: справедливая месть за опустошённые селения вепсов, убийства, грабежи и подлые умыслы против князя и воеводы. Полсотни ладожцев полегли в сей кровавой бойне, отдав свои жизни Перуну за дело правое.
— Белый Рарог победил Чёрного Ворона, — глядя на поверженные тела врагов, молвил Ольг. — И так должно быть всегда! — Его голос был твёрд, хотя в очах отражалась сердечная боль за погибших земляков.
— Воевода! — послышался сзади знакомый голос.
— Мишата! — обернулся Ольг. — А где же Молчун, жив?!
— Да вон, с Айером и Скоморохом обнимается, вижу, что успели они вовремя, — молвил статный изведыватель, оглядывая поле битвы.
— Всех, брат Мишата, положили грабителей, до одного! — обвёл Ольг десницей окровавленные окрестья и ещё раз с болью глянул на лежащего в нескольких шагах Валуя.
— Нет, воевода, не всех, — покачал головой изведыватель. — Ас-скальд с тремя десятками викингов, что держали заставу выше Сясьских порогов, ушли в верховья, наверное, пойдут в Волгу.
— Ух, и лис сей Ас-скальд, я-то его хорошо знаю, — скрипнул зубами Ольг. — Как же им удалось уйти?
— Певец умудрился убедить их, что конунг поставил его старшим, а Хродгайра и его ближайшего помощника приказал убить, как предателей.
— Пожалуй, он не одного лиса стоит, а не меньше трёх, — снова сжал скулы Ольг. — Ничего, сейчас за ними погоню снарядим, устроим на лиса охоту!
— Да, воевода, награбленное викинги частью в драккарах своих, что у порогов стоят, спрятали, частью в схронах за посёлком, но мы места те сразу после их ухода отметили, можно будет раскопать.
Подошли Айер, Скоморох, Молчун и вместе с ними прихрамывающий небольшого росточка молодой вепс.
— Вот, воевода, тот самый мечник, что троих нурманов и предателя от Гореваты уложил, а нас об опасности упредил. Его шаман Тайгин подлечил, а мы с Молчуном на обратном пути забрали.
— Ну что, мечник, большую услугу ты Ладоге оказал, да что Ладоге, всей Новгородчине, — обратился Ольг к молодому вепсу. — Где хочешь остаться? Может, в Ладоге родня есть?
— Никто у меня не оставайся… С тобой хотеть идти, Солома, князь Рарог служить, вы есть великие мечник! С ними хотеть, — указал Хабук на стоящих подле Айера, Молчуна, Мишату и Скомороха, — русский тауг… лук… научиться стрелять хотеть!
И научиться делать… — тихо закончил вепс.
— Ну, коли так, — Ольг чуть подумал, — пойдёшь в изведыватели. Как, Айер, Мишата, возьмёте Ястреба?
— Так чего брать-то, — первым ответил скорый на язык Скоморох, — он и так уже с нами.
— Непременно научим, — степенно добавил Айер, — и луки русские делать, и ещё много чего. А сноровка его охотничья в самый раз будет!
— Тогда готовьтесь, пойдём по следу Ас-скальда, а я к князю, — и воевода повернулся, чтобы идти к воротам.
— Погоди, воевода, мы не сами с порогов вернулись, — остановил его Мишата. — Молчун, давай старого сюда!