До посёлка оставалось с полчаса ходу, когда охотник ощутил что-то неладное. Птицы, что обычно в это время устраивали шумные разговоры, почему-то затаились, но зато во́роны галдели во всю глотку.
— Кройкойд, вороны, — сказал сам себе Хабук, — откуда они взялись, их никогда не было так много? — Он тут же вспомнил наставление стариков: крики воронов — знак о приближении жестоких норманнов на их больших страшных лодках. Кто чутко слушал духов, тот оставался жив, вовремя скрывшись в лесной чаще. Хабук прислушался, и холодный пот выступил на спине. — В селении не слышно лая собак! — пробормотал он. — Совсем, ни единой! — В ногах мечника появилась противная дрожь. Он присел на поваленное дерево и задумался. Потом встал и сам, будто превратившись в бестелесного духа, неслышно заскользил через лесные заросли, обходя невидимое отсюда селение справа. Наконец впереди сквозь кусты и деревья блеснула голубая полоска воды. Хабук так же неслышно двинулся туда, где на самом краю селения стояла избушка рыбака-каланика, в которой жила она, Чираита, самая лучшая на свете девушка, которую он должен взять в жёны этой осенью. Ещё немного — и лес кончится, уже видна её избушка сквозь редкие ветви… Хабук приник к земле, чтобы, прячась за кустами и камнями, приблизиться к жилищу и… вскрикнул от ужаса! Буквально в двух шагах от него, в небольшом углублении лежала… она! Разорванная одежда, истерзанное тело любимой, кровавая пена на губах и синяя полоса на шее рассказали молодому следопыту всё, что тут произошло совсем недавно. Он не выдержал и завыл, зарычал, как раненый зверь, касаясь дрожащими пальцами недвижного дорогого тела. Три викинга, что разбирали вынесенный из жилища скарб, настороженно подняли головы и, не сговариваясь, двинулись в его сторону. Мечнику было всё равно, он не думал о том, что каждый из этих опытных воинов легко справится с ним даже в одиночку. Он готов был убивать их не только своим охотничьим ножом, но и грызть зубами, рвать на части, как это делают дикие звери. Четвёртый вышедший из-за угла избушки властно крикнул что-то, и воины, на всякий случай выпустив в сторону леса две стрелы, повернули обратно.
— Эй вы, бездельники, куда собрались, никак по грибы, идиоты?! — властно гаркнул на своих викингов Гуннтор.
— Конунг, там, кажется, медведь… мы слышали его рык… — стал оправдываться младший из викингов.
— Хватит с нас и своего Медведя, — как всегда с ехидством ответил молодой начальник, кивнув в сторону большой заводи, где у своего драккара руководил загрузкой добычи могучий Лодинбьёрн. — Вы здесь для того, чтобы ждать человека из Альдоги, остолопы, ваши глаза и уши должны быть обращены к реке, а не к лесу, да смотрите, чтоб пальцем того человека не тронули! — Он ещё несколько раз выругался в адрес незадачливых охотников на медведя и, перешагнув через труп хозяина избушки, направился к месту погрузки драккаров. Что-то вспомнив, он оглянулся и крикнул воинам: — Найдите Ас-скальда, он хорошо говорит по-словенски, без него вы снова чего-то напутаете!
Из двух пущенных в сторону мечника стрел, одна вонзилась чуть выше его головы в сосновый ствол.
— Немного ниже, и я сейчас лежал бы рядом с тобой, — пробормотал Хабук. — Но нет, милая, — вдруг встрепенулся охотник, — вначале я предам тебя земле, а потом отниму жизни у тех, кто погубил тебя, моя Чираита! — Он бережно поднял на руки тело любимой и унес его через лес к скалистому выступу над рекой. — Ты ведь так любила нашу реку, здесь тебе будет хорошо, ты будешь видеть её и все большие и малые лодки, что скользят по её голубому телу. Мать-земля — Ма-йома — будет баюкать тебя в своём чреве, а хозяйка воды — Веденэмаг — струями реки будет петь тебе колыбельные, потому что твоё имя — Чираита — Журчащая… — Он принёс в кожаной фляге воды из источника и омыл любимую. Потом уложил на мягкую подстилку из еловых лап и пушистого мха в небольшом углублении. Обложил со всех сторон камнями, соорудил внутри каменной ограды шалаш и в несколько слоёв обложил его дёрном, который срезал своим охотничьим ножом. Потом вырезал из дерева птицу и повесил внутри сооружённого им Домика Мёртвых. — Теперь твоя душа Юмаланлинд — Божья Птица. — Он долго сидел у каума возлюбленной. — Я сейчас пойду к тем, кто замучил тебя и покараю их. Да, милая, я не воин, — с грустью в голосе тихо молвил мечник, — в открытом бою любой из них легко одолеет меня, но я охотник, Хабук, я умею ходить, как тень, затаиваться и подкрадываться к добыче с подветренной стороны, а мой лук, копьё и нож всегда были точны. Я ухожу, милая, потом вернусь к тебе и расскажу, удачной ли была моя охота. — Вепс помолчал и, вставая, добавил: — Они не должны убить меня, пока я не накажу их, только потом я могу встретиться с тобой на том свете, милая Чираита… — И Хабук беззвучно удалился.
Одинокий всадник на добром коне ехал вдоль реки Сясь со стороны Нево. Один из трёх дозорных, едва заслышав стук конских копыт по выбитой до камня широкой тропе, побежал на поиски Ас-скальда.
— Я от боярина Гореваты, — молвил добротно одетый словен, едва сойдя с лошади и косясь на трупы жителей, лежавших на деревянном настиле причала. Он крепко держал повод своего чуткого коня, который нервно дёргал ноздрями, чуя запах смерти, беспрерывно мотал головой и беспокойно топтался на месте, — мне нужен конунг Гуннтор.
— Он ждёт человека из Ладоги, — ответил незнакомцу Асскальд. — Погоди, конунг уже идёт сюда.
Гуннтор появился вместе с Уго, который, едва взглянув на приезжего, кивнул и тихо молвил: — Да, конунг, это он, посланец хёвдинга Гореваты.