— Помолчи, Гирдис, я всегда говорил, что тебя неправильно назвали, ты не «Богиня копья», а само копьё на языке какой-то очень болтливой богини. Я лучше знаю, что нужнее в хозяйстве!
— Знаешь? Да ты в своих походах всё время, а хозяйство, кроме меня, никому и не нужно. Посмотри, наш сын уже взрослый, ему давно пора жениться. Когда по осени мы с тобой плавали в Бирку, я там даже невесту ему приглядела, помнишь — рыженькая, ей уже тринадцать исполнилось, дочь того ярла, что торговал поблизости, я с матерью её поговорила. У них овец много, шерсть прядут, и дочка прясть и ткать умеет, мне такая помощница нужна. Тощенькая, правда, да ничего, откормим…
— Когда ты успела, я даже не заметил этого, — удивился конунг, а Гуннтор только усмехнулся, обрабатывая молодыми зубами кости почти дочиста.
— Это потому, что в голове у тебя одни походы да битвы, от которых в последнее время не очень много толку.
— Да замолчи ты наконец, от твоей болтовни и у голодного волка пропадёт аппетит! — грохнув кулаком по толстенной столешнице, рявкнул разозлившийся Олаф. Гирдис обижено замолчала, поджав в возмущении губы. Но благословенное молчание было недолгим, ей всё равно нужно было высказать всё, что она заранее наметила, и Олаф это тоже знал, потому с удовольствием уплетал мясо, запивая ячменным элем, наслаждаясь короткими мгновениями тишины.
— Да, наш дом большой, — медленно, как будто про себя, ни к кому не обращаясь, опять негромко начала Гридис, — но и народу тут полно — родственники, слуги. А привезём невесту для Гуннтора, они будут ютиться в закутке? Это не дело, Олаф, — продолжила она миролюбиво. — Гуннтору нужен свой дом, такой же большой и добротный, как наш, а ты об этом даже не думаешь, — она бросила на мужа просительно-укоризненный взгляд.
— Глупая женщина, ты всю свою жизнь прожила в этом фиорде и не видела настоящих домов. Да ты знаешь, что в таких домах, как наш, в Гардарике содержат коров и лошадей? Там у их конунгов дома во много ярусов с резным крыльцом, галереями, светёлками да горницами, ты даже слов таких не слыхала. Да что конунги, там даже люди, что работают на земле и не имеют рабов, и те живут в лучших домах, чем мы! — уже не так зло, больше с горькой досадой в голосе отвечал супруге Олаф Жестокий. — Мы с Гуннтором для того идём в поход, чтобы и у нас было вдоволь земли, красивый многоярусный резной дом, достаточно крепких и способных рабов и полные сундуки дорогих тканей и золотых украшений! Ты ведь любишь украшения, а, Гридис? Я привезу их тебе, клянусь молотом Тора!
— Подходим к Лисьему острову, конунг, — Уго кивнул на приближающийся клин суши. — Нам нужно держаться правее, поближе к острову, там самое глубокое место для прохода наших судов.
— А слева мель?
— Раньше была просто мель, однако новый конунг словен повелел вбить от острова до берега два ряда деревянных свай, теперь там не пройдёт и плоскодонка, не то что наши драккары.
— Скажи, Уго, а много ли воинов оставлено здесь, чтобы собирать дань?
— Десятка полтора наберётся, живут в бревенчатом доме, укреплений нет. Уж не собираешься ли ты, Гуннтор, взять этот пост вместе с его товарами и деньгами? Нам нельзя поднимать шума…
— Я не так глуп, Уго, мы сделаем это при возвращении… — ухмыльнулся молодой конунг. И тут же подумал про себя, что если всё получится, как задумал отец, то возвращаться они будут не скоро. Такой случай боги даруют раз в жизни!
— Кто такие, откуда, куда и что везёте? — привычно спросили словенские сборщики проходной дани, причалив к драккару на небольшой лодчонке.
— Конунг Гуннтор из норвежской земли, одним шнеккаром и двумя драккарами иду в Биармию, буду покупать меха. Поэтому груза почти нет, так, понемногу мелочи всякой для охотников, — ответил Гуннтор, внимательно оглядывая остров.
Караван Гуннтора вошёл в Нево. Мимо проплывали такие памятные для старого Лодинбьёрна берега.
— Устье реки Волхов. Ты помнишь, Фрей, — кивнул ярл своему неизменному кормчему, — град Альдогу, где четыре года тому назад я взял на борт молодых словен…
— Которые потом отказались повиноваться тебе на твоём же драккаре, — не преминул подцепить ярла жилистый кормчий. — Я слышал, то самое предместье Альдоги, где лежат наши воины, разорил потом ярл Финнбьёрн из Свейланда?
— Да, это так. Но именно в тот час там неведомым образом оказался Рерик, он, словно волк, пошёл по его следу и сжёг в фиорде ярла всё, а самого Финнбьёрна опозорил, отдав, как утверждает молва, на растерзание рабам.
— А у нас люди Ререга прошлым летом забрали кнорр и всю добычу, — напомнил о больном Фрей.
— Вот и пришёл час поквитаться! — зло потряс рукой ярл. — Я должен выкупить моего «Медведя» у Олафа! — он с силой стукнул кулачищем по мачте.
— Совсем недавно здесь было весело! — сказал кормщик шнеккара молодому Гуннтору. — Многие ярлы и конунги брали по рекам, что стекают в Нево, богатую добычу. Теперь здесь тихо, и не наши ярлы берут дань с живущих по берегам народов, а, наоборот, сами платят пошлины за провоз товаров в Булгарию, Хазарию или Киев.
— Ну и пусть платят, — хмыкнул неопределённо Гуннтор. — Ты смотри, как нам лучше выйти к этой, как её, реке…
— Сясь, — подсказал кормщик, — она следующая за Волховом, милях в двадцати, как раз до темноты успеваем.
При входе в устье реки, в том месте, где протока была поуже и глубже, тоже стоял пост.
— Именем князя новгородского Рарога, кто такие, куда идёте и с чем? — строго спросили с деревянной пристани.