Рюрик. Полёт сокола - Страница 48

К оглавлению

48

— Викинг рождается ради смерти, а рус умирает ради жизни! — кратко молвил Ведамир, а потом, чуть погодя, добавил: — Видел, какие знаки у викингов? Красное с чёрным, кровь и смерть. И на стягах их — чёрный ворон, предвестник смерти.

А у нас кто?

— Рарог! — воскликнул отрок.

— Верно, белый сокол Рарог на красном поле. Кровь и жизнь. Рарожич радуется жизни и умирает ради жизни, ради блага и процветания Рода. Для того чтобы убить кого-то, сноровка требуется, но для того, чтобы защитить, нужна втрое лепшая сноровка, потому воин-рус один против нескольких крепких нурманов не только стоять добре, но и побеждать должен.

Из воспоминаний Рарога вывел зычный глас кормщика:

— В залив Велиграда входим! Скоро будем дома!

Глава 7
Пророчество Свентовида

— Подготовка к походу, что ты назначил, брат, идёт как надо, лодьи закончили ладить, всё сломанное и потёртое заменили, теперь вот припасами занимаемся, — радостно частил при встрече в Велиграде-Рароге шустрый Синеус. — А как там дед, видать, добре принимал вас, коли задержались?

— Добре, брат, дед нас принял, — обнимая младшего брата, молвил Рарог, — а в гости нам не только к нему зайти пришлось, а ещё и к свеям.

— Ого, а к свеям-то зачем? — не понял младший брат, но озабоченный своими мыслями Рарог уже зашагал по причалу дальше.

— Что, княже, ты, как прежде, решил идти в поход на Сицилию? — спросил Ольг, не глядя на сотоварища.

— А что, тебе расхотелось пойти и тряхнуть толстобрюхих папских слуг, которые народы охмуряют и грабят, а всё ценное в свои чёрные монастыри стаскивают? — уловив не совсем радостное настроение кельта, несколько рассерженно ответил вопросом на вопрос Рарог.

— Я не о толстобрюхих сейчас думаю, а о том, кто защитит мой род в Ладоге, когда придёт очередной Финнбьёрн, — обронил хмуро Ольг.

Ничего не ответил Рарог, только насупился. Не в его правилах было отступать от задуманного, но и возразить упрямому кельту тоже нечем было. У самого в голове всё звучали обидные слова сестры Ольга и умудрённая речь деда Гостомысла.

Терзаемый смутными чувствами, Рарог вечером отправился в Священную рощу. Он хотел один на один поговорить с волхвом и учителем Ведамиром.

— Доброе и великое дело задумал твой мудрый дед, — выслушав Рарога, молвил старый волхв. — Объединение Руси, укрепление её славных Родов. Мыслю, в Новгородчине есть много настоящих словенок, с которыми упрочился бы Род варяжской Руси? — с лукавинкой спросил волхв, как в душу заглянул.

Помолчали.

— Отче, — с усилием молвил Рарог. — Я в поход собрался, хотел благословение у тебя и богов на дальний путь испросить. А мне нынче все о Роде твердят. Отчего-то смущение на душу легло, — признался князь. — Что посоветуешь, отче?

Ведамир повернулся к ученику.

— Скоро праздник Жатвы на острове Руян, тот великий день, когда раз в году Свентовид пророчествует. Испроси у великого бога совета, как тебе лепше поступить, — предложил учитель, и Рарогу показалось, что лукавая искорка опять мелькнула в очах старика.


Проходя на пристань с женой, матерью, братьями, Ольгом и верными начальниками лодий, чтобы плыть на остров Руян, князь заметил странного человека, который сидел на колоде у дороги, ведущей к причалу. Вокруг него вились детишки, словно воробьи у случайно рассыпанного кем-то зерна. Человек показался ему знакомым, но вспомнить, где же он его видел, не мог. Князь оглянулся вокруг, ища Вольфганга, коренастого рыжего франка, который многое ведал о разных людях, с кем приходилось встречаться князю.

— Я здесь, княже, — будто услышав его мысли, откликнулся молодой франк, появляясь из-за спин рослых ободритов. — Словенская речь его была почти чистой.

— Скажи, кто это? — кивнул Рарог на худого нескладного человека.

— Так это же тот самый черпальщик, которого вы с горящего драккара спасли, — ответил Вольфганг.

— А почему вокруг него дети? — удивился князь, замедляя шаг.

— Он режет из дерева дудочки, свиристелки да игрушки разные, вот детишки вокруг и вьются. Ещё разговоры ходят, что те игрушки и свистки непростые, будто от болезней они защищают.

— Так он теперь тем живёт, что продаёт эти поделки?

— Нет, княже, он раздаёт всё детям, — ответил франк.

Рарог, заинтересованный, пошёл к бывшему рабу и стал подле, наблюдая, как неспешно, но ловко в худых пальцах человека старый почерневший нож с выщербленной ручкой вырезает добрую и потешную зверушку. Сделав последнее точное движение, нож замер, а морщинистая тёмная длань протянула зверушку девочке, которая глядела на неё, как на чудо, широко открытыми сверкающими радостью очами.

Черпальщик поднял очи на князя, и этот взгляд удивил Рарога. Он глядел на него и одновременно куда-то очень далеко, будто в сём взгляде помещалось всё, что было, что есть и что будет, и ещё много чего, людям не ведомого.

— Как тебя зовут? — спросил Рарог. Человек безразлично пожал плечами.

— Люди зовут Черпальщиком. — Потом взял из кучки лежащих рядом веток, сучков и обрезков деревяшку и, показав её собеседнику, спросил: — А как ты назовёшь это? — Теперь пожал плечами Рарог. — Если я вырежу из неё оленя, ты назовёшь его оленем, а если ежа, то ежом, если птицу — птицей, не так ли? — продолжал вопрошать Черпальщик. — Так что я держу в руке?

Рарог развёл руками:

— Я вижу корень….

— Корень Рода, — закончил бывший черпальщик и сделал несколько движений ножом. — Держи, князь, это твоему сыну, пока он будет при нём, ничего худого с ним не случится.

48