Рюрик. Полёт сокола - Страница 104

104

Ружена с дочерью стояла на пристани Нов-града и глядела, как дюжие грузчики переносили её скарб — многие короба, корзины и сундуки — по шатким мосткам с пристани на плоскодонную лодью, что легко проходит отмели по Волхову. О чём думала княгиня? Может, о том, что так и не обрела желанного счастья здесь, в чужом для неё граде, так и не ставшем родным. Как бы ища убежища от тяжких мыслей, она прижалась к крепкому плечу Вольфганга. Тот, молча, нежно погладил её рыжие волосы.

— Знаешь, я раньше думала, что большое счастье быть княгиней, а теперь поняла, что для жены главное, чтобы рядом был надёжный муж, чтобы было кого любить, о ком заботиться, чтобы, когда станет трудно или тоскливо, просто можно было прижаться к его плечу… — Ружена немного помолчала, наслаждаясь силой и спокойствием своего не очень говорливого защитника. — А ты, правда, меня любишь? — заглядывая в синие очи франка, вновь спросила она.

— Правда, — кратко ответил воин.

— А почему ты раньше никогда об этом не говорил мне?

— Потому, что ты была женой моего князя.

— А если бы я осталась его женой?

— Тогда бы ты никогда об этом не узнала, — просто, но твёрдо ответил Вольфганг.

Только у дочери Ружены Светаны были совсем другие мысли. Она расставалась со своим теперь уже родным градом и друзьями, с отцом, которого так редко видела, но которого любила всей своей детской душой. Мать, успокаивая дочь, говорила, что родилась она не в Нов-граде, а далеко отсюда, в Рароге, куда они сейчас и отправляются, там их ждёт бабушка и родственники. Но тоска цепкими пальцами хватала за горло, и из детских очей вновь струились горячие слёзы.

Помощник воеводы по изведывательской службе, стоя рядом с Руженой и держа за руку Светану, вспоминал недавний разговор с Ольгом.

— Сдаётся мне, брат Вольфганг, княгиня на тебя глаз положила? — глядя помощнику прямо в очи, спросил воевода.

— Да не мыслю я о том, — смутился помощник, — я же, по твоему указу, был при ней неотлучно, на кого ж ей ещё глядеть то? Разве могу я супротив князя о его жене помыслить, что ты, воевода!

— Хм, — Ольг ещё раз взглянул на помощника, указал на лаву, потом сам сел рядом, заговорил тихо, доверительно.

— Ведомо тебе, что Ефанда, сестра моя, от готской казни спасла князя, потому что любят они друг дружку больше жизни своей. Сам ведаешь, что такую любовь получаем мы от богов наших и не можем ею пренебрегать. Ружена, по всему, тебя полюбила, значит, это тоже божеский знак, и потому ни князю быть с Ефандой, ни тебе с Руженой никто запретить не может, коли так богам угодно. Потому, бери, брат, Ружену и отправляйся с ней в Вагрию. Береги её, лелей, да о Светане, дочери княжеской, заботься. Бабушка, мать Рарога, пишет, что больно по внучке истосковалась, ведь от Трувора со Синеусом внуков ей не осталось…

Удивлённый неожиданным разговором Вольфганг только ошеломлённо моргал своими белесыми ресницами, а очи его недоверчиво вопрошали воеводу, не шутит ли тот.

— Да нет в речах моих никакой подоплёки, чего так недоверчиво глядишь-то?

— Воевода, а ты ведь не всё сказал, ещё чего-то припас? — продолжая пытливо глядеть на Ольга, спросил помощник.

— Ну вот, выучил на свою голову, — буркнул начальник Тайной службы. — Ну, есть у меня одно дело… — Ольг оглянулся вокруг и заговорил почти шёпотом. — По прибытии вашему с Руженой в Велиград Рарог обязательно должны изведыватели Людовика около вас появиться, расспрашивать, что тут в Нов-граде да как, чего князь замышляет, ну ты сам разумеешь… — Вольфганг понимающе кивнул, самому не раз приходилось с проезжими купцами да их охоронцами такие беседы вести. — Говоря коротко, служба твоя продолжается, жду от тебя вестей, что там франки супротив нас замышляют или ещё кто. Письма тайные через верных людей передавай, через них же будешь получать всё нужное: серебро, меха, украшения всякие для своей службы в Вагрии, за важные сведения, сам знаешь, в тех краях хорошо платить надобно, — закончил воевода. Они ещё немного посидели молча.

— Выходит, ты с Руженой, князь с Ефандой, только я один остался! — тяжко вздохнул Ольг. — Велину пришлось обратно в Изборск отправить, под надзор, на вечное поселение, хоть по чести смерть за её деяния положена. Но Ефанда попросила не казнить её, князь-то от счастья светится, не смог ей отказать. Да и мне в случае казни Велины на душу такой камень лёг бы, тем более Ефанда рекла, что тяжела Велина… — воевода снова горько вздохнул. — Ну, будь здрав, лёгкого пути тебе! — Оба изведывателя встали и крепко обнялись.

По деревянному настилу пристани застучали конские копыта. Князь едва ли не на ходу спрыгнул с коня, бросив, не оглядываясь, повод стременному и быстрыми шагами пошёл к лодьям. Светана, вырвавшись из рук матери, побежала навстречу отцу и повисла у него на шее. Она прижалась к холодной броне и плакала, плакала…

Лодья уже готовилась к отплытию, Ружена подошла и почти силой оторвала плачущую дочь от Рарога. Она сердилась, что Светана цепляется за отца и не хочет с ним расставаться.

— Фсё, хватит, надоело! — отрывисто бросила она бывшему мужу. — Не надо больше обман… Фот он меня действительно льюбит, — она указала рукой на стоящего в лодке Вольфганга. — И мы уплываем ф Фагрию. Хватит, набедовалась я тут с тобой! — закончила она уже чисто по-словенски.

Впервые Рарог не знал, как себя вести, что говорить. Хотел повиниться перед Руженой, утешить дочь, но слова, как застывший воск, застряли в горле и не шли.

— Ружена! — окликнул он. — Не держи зла! — только и сумел сказать.

104